Сергей Калугин — один из самых неординарных рок-музыкантов отечественной сцены. Вышедший в 1994 году сольный альбом Nigredo стал культовым и в интеллектуальных, и в эзотерических кругах. В 1999-м Калугин соединился с уже существовавшим коллективом музыкантов, экспериментировавших с прогрессив-роком, создав одну из уникальнейших формаций русского рока. В их музыке можно найти и кельтские, и древнерусские, и арабские мотивы, переплетенные с «тяжелым» звуком и глубоким подходом к аранжировкам. Увлеченность участников проекта философией, религией, различными этническими культурами отразилась в названии коллектива, представлявшем собой гротескный каламбур, — «Оргия праведников». В этом году вышел пятый номерной альбом — «Для тех, кто видит сны. Часть 2». Мы побеседовали с Сергеем Калугиным о взаимосвязи культур Запада и Востока применительно к современной рок-музыке.
Es: Какие мотивы культуры Запада и Востока и в какой период повлияли на вас наибольшим образом?
— Это трудно разделить, потому что я воспитывался как наследник советской эпохи и советской цивилизации. А она, в свою очередь, была продуктом цивилизации петровской. Наверное, можно сказать, что я продукт европейской цивилизации, но крайне восточного ее аспекта.
Es: Были поездки, встречи с людьми, которые сильно повлияли на формирование вашего мировоззрения — как западной, так и восточной его ветви?
— Сейчас, глядя на прожитые годы, я могу заподозрить, что какие-то моменты были поворотными, например поездка в монастырь Тезе во Франции. Однако не меньшее влияние на меня оказал эпизод, произошедший в начале 1990-х в районе Киевского вокзала: в вагончике рейсовых железнодорожных рабочих, из которых пара человек были дагестанцы, еще пара — азербайджанцы, один талыш, кто-то из Казахстана, кто-то из Киргизии, мы вели богословские беседы Я объяснял начинающему мусульманину-дагестанцу, почему необходимо пять раз в день совершать намаз. Очень были интересные люди, даже один физик-ядерщик…
Es: Как они оказались в этом вагончике?
— Им нужно было что-то есть…
Es: Монастырь Тезе — что это была за поездка и что дал этот опыт?
— Это было в 1992 году. Только-только рухнул железный занавес. Мне тогда было 24 года. Поехала смешанная компания: католики от храма Святого Людовика, православные от храма Косьмы и Демиана. Я ради этого продал золотой николаевский червонец, купил себе ботинки, а они развалились, по-моему, на пятый же день паломничества…
Это монастырь, в котором служат литургии дособорного вида, первых трех веков христианства, когда не было никаких разделений на церкви. Папа римский назвал это место «маленькая весна христианства». Туда, как в большую семью, каждый может прийти и прикоснуться к собственным истокам.
Es: После этого были поездки в другом направлении. На Восток?
— Я очень недолго поработал гитаристом у Елены Камбуровой. С ней отправились в средиземноморский круиз, посетили Неаполь, однако не смогли попасть на Мальту. Тогда возникла песня «Возвращение в Неаполь». Круиз закончился в Анталии. Далее самолет доставил нас в Новосибирск, оттуда мы перелетели в Павлодар. Из самого центра Казахстана добирались в Москву четверо с лишним суток. Кровавая, плывущая степь — больше я ничего не помню… Если бы не было этого путешествия, песня «Туркестанский экспресс» никогда не появилась бы на свет.
Es: Восточное влияние, западное, собственно русская ветвь, очень мощная глубинная — как все это переплавляется в коллективном творчестве? Что сейчас его подпитывает?
— Мы просто являемся европейскими художниками и ведем себя в логике русских художников (имею в виду послепетровское время, потому что до Петра о художниках можно говорить опосредованно). Я очень сомневаюсь, что Андрей Рублев или протопоп Аввакум — русские мастера кисти и слова соответственно. Это вообще другая история. Если говорить о Рублеве, чудо, что мы знаем его имя, чудо, что можем идентифицировать ту или иную икону как написанную им. Все произошло случайно. Сам Рублев не стремился к собственному увековечиванию — ни на одной его иконе нет подписи, потому что византийская атмосфера, в которой он существовал, не предполагала авторства. Более того, в средневековой атмосфере, характерной для Европы и России, не важно, кто это сделал. Имеет значение лишь то, что сделано. И на примере Европы мы можем видеть поступательный путь от анонимного искусства мистиков к предельному индивидуализму романтиков, хотя романтизм опирался на Средневековье.
Все постпетровские русские художники абсолютно органично дышали двумя легкими. Как любили говорить в 1960-е годы экуменически настроенные христиане, у нашей церкви есть два легких — западное и восточное. Мы тоже двоякодышащие, и для нас это органично. Поэтому для людей сугубо европейской или восточной цивилизации мы экзоты, какие-то непонятные чудовища.
Es: Наше время — это время новой фазы активного взаимодействия западных и восточных культур, порой из варварского взаимовторжения, проникновения. Как это может, на ваш взгляд, изменить культурную карту мира?
— Думаю, что влияние сильно преувеличено в средствах массовой информации. Вот государство, в котором 5 миллионов человек. 50 тысяч приехало. И что? Это заметно, однако ничего катастрофического, в общем-то, не произошло. С другой стороны, если процесс будет набирать силу, Запад в некотором смысле станет расплачиваться за грехи предыдущих поколений. Но я смотрю на лица ребят, работающих волонтерами в лагерях переселенцев, и понимаю, что вот эта сострадательность, способность принять иное и есть самая суть европейского сердца, европейской культуры. Воспитано поколение сострадательных европейцев. Это в тысячи раз важнее, чем какие-то пусть даже выраженные в материальных предметах цивилизационные достижения.
Честертон говорил: «Если вы не понимаете, что я готов сравнять с землей все готические своды в мире для того, чтобы дать покой одной-единственной человеческой душе, то вы ничего не знаете о моей религии». Суть и основа европейской цивилизации не в готических сводах, а в том духе, который породил их. Это дух глубоко христианский, сострадательный. А взаимодействие культур идет давно и плотно: пакистанский певец Нусрат Фатех Али Хан успешно работал с Питер Гэбриэлом, арабские перкуссионисты играют в европейских рок-группах. У нас, людей искусства, давным-давно все нормально — взаимодействие идет. Дело за политиками.
Превратить религию и культуру в повод для конфронтации и ненависти — ничего не стоит. Но художники всех стран, всех времен — это «масонская ложа». Мы давно наладили между собой контакт, пытаемся радостью, музыкой сдержать мятущиеся в попытке передавить друг друга народы.
