Создатель легендарного спектакля «Чапаев и Пустота», который 20 лет гастролировал по России, на сцене театра «Русская песня» выпускает новую громкую постановку — театральную комедию «Форс в мажоре». В преддверии федеральной премьеры он рассказал о творческой кухне спектакля, который уже называют «комедией года». «Форс в мажоре» — это «мужская комедия для женских сердец», история о вечно актуальных темах — любви, боли и счастье, — спектакль, развенчивающий мифы о взаимоотношениях полов, наполненный шутками, остротами и парадоксами, первый из которых кроется уже в самом названии.

Почему Вы захотели поставить этот материал?
П.У.: Мне понравился тот факт, что это мужская история, адресованная женщинам. Это не просто «о чём говорят мужчины» — о футболе, о выпивке или ещё о какой-то ерунде. Здесь сюжет построен так, что они говорят только о женщинах, каждый вспоминает свою историю любви, — и это повествование и трагическое, и комическое одновременно.

В названии «Форс в мажоре» есть какой-то парадокс: чувствуется, что там кроется некий ребус, «крючки». Это провокация для зрителя?
— Это игра слов, чтобы, во-первых, человек «споткнулся» при чтении и обратил внимание на название. Во-вторых, форс-мажорная ситуация, в которой оказались герои пьесы, заканчивается абсолютно мажорно: постановка жизнеутверждающая, солнечная, с энергией мажора, а не минора.

На сцене – семь актёров-мужчин. Они все разного возраста, опыта, темперамента и медийности. Как вы подбирали актеров?
— Кастинга не было, многих актёров я давно люблю и знаю. Продюсеры, тоже не новички, рекомендовали. Когда ты смотришь на персонажа, — то понимаешь, какой актёр может его сыграть.
Георгия Мартиросяна я знаю давно, и уже лет двадцать, наверное, хотел сделать с ним спектакль. Или Миша Горевой — лет тридцать его знаю, Саша Давыдов — то же самое. С Валерием Николаевым впервые работаю, но он мне, конечно, известен благодаря кино… Получился круг знакомых артистов, но только тех, кто действительно подходит на роль. А еще должен складываться ансамбль, артисты должны быть разными — вспомните «Битлз». Четверо одинаковых год-два поиграли бы и исчезли. А вот если разные — тогда получается взаимодополнение и взаимообогащение — алхимия.

Есть режиссёрский театр, есть актёрский спектакль. А Вы выходите в тандеме с продюсером, у вас получается режиссёрско-продюсерский взгляд на историю. Что бы Вы могли сказать по поводу этой стороны создания спектакля?
— Продюсером «Форс в мажоре» выступает мой старинный друг Александр Корчинов. Организатор концертов мировых знаменитостей и звёзд отечественной эстрады, но раньше он никогда не продюсировал спектакли. У нас одинаковое представление о добре и зле, о том, что хорошо, а что плохо. Мне нравится, как он работает: создаёт комфортные условия и даёт мне полную свободу творчества. Он доверяет мне, а я — ему.

Интересно узнать, в какой антураж вы погружаете артистов, что будет на сцене в музыкальном плане?
— Впервые в моём спектакле будет использована музыка, в создании которой я принимал участие.
Как-то мы встретились с Никитой Малининым, и я попросил его написать музыку для «Форс в мажоре». В день, когда нужно было прийти на студию, он не смог. А я запомнил его мелодию и напел музыкантам, которые буквально за два часа перевели это на свой язык. Работу я немного корректировал: где-то, например, просил сделать грубее гитарный звук или приглушить синтезаторы. Вот так мы и написали музыку.

А сценография?
— Здесь я тоже впервые выступлю в качестве художника-сценографа: придумал декорации ресторана, в котором мне самому было бы приятно находиться, название — «Яблони и груши».
В пьесе у героев есть такие реплики:

— Папа, а правда, что мужчины и женщины — две половинки одного яблока?
— Нет, сынок, это — яблоки и груши.

Поэтому и такое название. Плюс оно навевает ассоциацию — песню «Катюша» («Расцветали яблони и груши…»), которая тоже будет у нас звучать.
На стенах ресторана висят репродукции великого бельгийского художника-сюрреалиста Рене Магритта, у него очень развита тема яблок и груш. Моя самая любимая картина будет на заднике, как фреска. Скатерти на столах белые — они будут хорошо гармонировать с костюмами персонажей — чёрными смокингами и белыми рубашками.

Если проанализировать ретроспективу Вашего творчества, что объединяет ваши такие разные спектакли? Каков Ваш авторский почерк?
— Я для себя ещё на первом курсе придумал наивную формулу театра. Когда оказываешься в новом мире, тебе нужно его для себя как-то идентифицировать. Я попал в театр после армии, а до этого поработал на двух работах — мне было с чем сравнивать… Мир театра я назвал «мухой цеце»: человек, которого она укусит, сходит с ума. Театр — это яд, который всякого, кто попадает под его влияние, делает безумцем (в хорошем смысле).
А «цеце» — это цирк и церковь. В театре они соединены воедино. Хороший театр должен вызывать у человека и смех и слёзы. Если на спектакле человек только смеялся, — это неполноценный театр. Если только плакал, — то же самое.

Что бы Вы могли сказать зрителям, которые придут к Вам на спектакль? Может, им надо подготовиться? Или прийти «чистым листом»?
— Для чего люди идут в театр? Чтобы получить эмоции. В чём отличие театра от любого другого вида искусства? Обычно вы не можете купить билеты на процесс творения. Нельзя было посмотреть на то, как Моцарт сочинял симфонию, как «Битлз» репетировали в студии, как Леонардо писал «Джоконду»… Такова суть творчества — оно не терпит посторонних. Единственный вид искусства, к которому допущены люди со стороны, — это театр. Да, на репетиции мы не пускаем чужих, и автор пишет пьесу тоже без посторонних. Но когда актеры играют, импровизируют, — они творят на ваших глазах. Хотите посмотреть на творчество? Приходите на «Форс в мажоре» и получайте удовольствие.