Репертуар Театра МОСТ в год 200-летия Ф.М. Достоевского пополнился новым спектаклем. Казалось бы, афишу могла и должна была украсить инсценировка любого из шедевров великого классика. И каждое из этих произведений пришлось бы кстати. Но нет, режиссер Георгий Долмазян пошел своим путем — поставил пьесу, основанную на мемуарах жены писателя, дневниках, шокирующих степенью искренности и глубиной чувств к мужу. Так можно было? Этот вопрос, адресованный автору, породил целых список других…
Георгий, спектакль «Достоевская. Сны Анны» — лавстори людей, вошедших в историю нашей культуры. Во время и после просмотра постановки не отпускает ощущение реальности происходящего на сцене. Мы вторгаемся в частную жизнь знаменитой пары, окунаемся с головой в чужое личное. Для чего вы придумали такой экспириенс для зрителя?
— При всей художественности формы постановки нельзя забывать, что она основана на документальных материалах от первой до последней секунды. Добавьте сюда фигуру самого Федора Достоевского, и вы получите еще на стадии замысла несколько заложенных мин. Многие мои театральные товарищи, узнав подробности будущей постановки, уговаривали меня очень настойчиво: «Да бери ты „Идиота“ и ставь себе спокойно. Ну, гиблое же дело выпускать самого Достоевского на сцену!» Для полной правды надо добавить: когда только задумывался спектакль в юбилейный год, именно этот текст Достоевского я и хотел поставить. Даже сделал инсценировку, распределил роли. Однако до первых читок так и не дошло. Во мне начался какой-то бунт совести — иначе определить происходящее тогда не могу. Четкое ощущение, что в год Федора Михайловича я хочу сделать спектакль именно о Достоевском! Но в такую историю нельзя входить без актера, который сможет сыграть роль такого уровня напряжения и, простите за пафос, общественной ответственности. Ведь каждый в нашей стране, даже если не открывал книг Достоевского, знает его в лицо. Мне как режиссеру, конечно, повезло, что у нас в театре есть такой актер — Дмитрий Чуриков. Знаете, какая была единственная сложность в работе с ним на этой постановке? Убедить его в том, что играть эту роль надо без накладной бороды а-ля Достоевский.
Насколько известно, автор инсценировки Мила Денева попыталась уложить в рамки спектакля таймлайн книги «Достоевская. Воспоминания», который охватывает 14 лет совместной жизни Анны Григорьевны с супругом. Вы эту историю сделали еще лаконичнее — постановка длится 2 часа сценического времени. Какими вехами пришлось пожертвовать? И от чего не позволили себе отказаться?
— Да, это была самая «болезненная» часть работы над спектаклем «Достоевская. Сны Анны». Когда Мила принесла первую версию текста и актеры воспроизвели его в режиме «быстрой читки», это заняло почти 6 часов времени. После, казалось бы, мощных сокращений мы уложились уже в 4,5 часа. Дальше просто нельзя было трогать текст. Каждая фраза казалась наиважнейшей. Но на первой же открытой репетиции «для своих» случилось страшное: я вышел в антракте в фойе и увидел зрителей, бурно обсуждающих первый акт спектакля за столиками с эклерами, в очереди за кофе, в курилке во дворе театра. Меня охватило чувство дикой неправды по отношению к героям постановки. Мы целый акт погружали зрителей в определенную атмосферу, я бы даже сказал, внедряли их в личное пространство Достоевских, а зачем? Затем, чтобы за 15 минут антракта все это уничтожить? Тогда стало понято, что эту историю нужно рассказывать в режиме нон-стоп, ведь у жизни не может быть пауз! Жизнь есть то, что происходит с нами в данную секунду, и ее нельзя остановить антрактом на кофе. Второй акт я смотрел уже совершенно другими глазами, в голове безостановочно воинствовал редактор-инквизитор, который уверенно определял судьбу спектакля: «Удалить! Оставить! Оставить! Удалить!». Первые дни мне было сложно смириться и резать текст по живому, но теперь, когда смотрю финальную версию постановки, у меня нет никаких сомнений — эту историю иначе представить нельзя. Мне кажется, нам удалось добиться того, чтобы зрители заходили на спектакль «Достоевская. Сын Анны», а выходили… из квартиры, где они были в гостях у Достоевских.
В постановке образ Анны Сниткиной примеряют шесть актрис, совсем не имеющих внешнего сходства. Пожалуй, их роднит только одно — большое чувство к Федору Михайловичу. Чем вы руководствовались, когда выбирали исполнительниц этой роли?
— Мне кажется, самое сложное в постановке любого спектакля — это создание актерского ансамбля. Я никогда не иду путем обычного кастинга, когда актера или актрису ищут под стать герою — по внешним данным. Мне гораздо ближе иной подход: в начале каждой работы я определяю того, кто является энергетическим ядром всего повествования, и к нему собираю единственно возможную компанию. В нашем случае этим ядром, этим центром является сам Достоевский. До всех постановочных этапов я знал, что роль эту может сыграть только один актер — Дмитрий Чуриков. Выбор актрис на роль Анны разных возрастов и периодов тоже был определен задолго до самой первой читки пьесы. Для себя я их называл «Планеты Анн», курсирующие вокруг «Солнца» — Федора Достоевского.
Именитый писатель в вашем спектакле предстает земным, страстным человеком: припадки болезни и ревности по отношению к жене, приступы игромании и неистовое рвение к работе. А что в характере Достоевского было такого, что вы стараетесь сохранять и донести до зрителя?
— Конечно, он — личность крайне противоречивая. Поступки и решения Достоевского иной раз не укладываются в обычное понимание и нормы. Но как только вы отодвигаете общественную ширму, делаете шаг за известную всем границу, то перед вами открывается человек невероятно влюбленный в жизнь, мечтающий о великой любви!
За этот год мы объехали все основные места Достоевского, работали с подлинными документами, письмами, и с каждым днем меня все больше мучила одна и та же мысль — как мало мы знаем его. К счастью для потомков и для самого Федора Михайловича, однажды к нему пришла устроиться на работу юная Анечка Сниткина, будущая Анна Григорьевна Достоевская. Даже страшно представить, что преподаватель стенографии Павел Матвеевич Ольхин мог отправить к Федору Достоевскому кого-то другого…
Большой поклон вам за сценографию: подиум посреди зрительного зала, полумрак, музыкальные эффекты — все работает на погружение в сны-флешбэки Анны Григорьевны. Огромная старинная дверь как портал в прошлое, из которого просачиваются воспоминания. Откуда вы черпали эти идеи?
— Как только пойму, откуда «черпаю идеи», можно будет уйти из профессии — в этом самый миг рухнет все то, за что люблю профессию режиссера. Каждый спектакль сначала белый лист. Каждый раз у меня дикий страх. И каждый раз возникает детская радость от того, что хоть одна минута сценической жизни получается правдивой.
Для этой постановки нельзя говорить о рождении сценографического образа как отдельного этапа. Он возник в ту самую секунду, когда и были приняты все самые важные решения: поставить именно этот спектакль, пригласить именно этого актера на главную роль, зрителей разместить с двух сторон от сцены, создать пространство максимально узким и длинным. Кстати, сцена получилась точной копией по ширине, длине и высоте коридора квартиры Достоевских в Петербурге. Мы с художником спектакля Андреем Бутяевым специально ездили в Северную столицу, чтобы изучить это пространство. Он даже доски такие подбирал для пола, чтобы сохранить тот самый скрип. В итоге мы получили то, о чем и мечтали: подиум, на котором разворачивается вся жизнь Федора Михайловича и Анны Григорьевны, и нависающий с двух сторон зрительный зал как свидетельство несбыточной мечты Достоевских — хоть на миг остаться вдвоем.
Выпуск спектакля — эмоционально затратное дело: бессонные ночи, бесконечная череда репетиций. Вам пришлось чем-то жертвовать ради рождения нового красивого спектакля о любви?
— Мне кажется, очень важно заниматься театром с огромной любовью и бесконечной радостью в сердце. Тогда ты никогда не потеряешь ощущение счастья и легкости от того, чем занят, и это никогда не превратится в рутину. Конечно, бывают сложности разного характера во время каждой постановки. И «Достоевская. Сны Анны» не исключение. Но теперь, когда мы уже сыграли для зрителя первые спектакли и работа начала отделяться от меня, становиться собственностью актеров, могу честно сказать, что такого удовольствия от постановочного периода, как здесь, я еще не испытывал. И если быть уж совсем откровенным, то сейчас, когда начались запуски других спектаклей, я очень сильно скучаю по Достоевским.
