Желтая кофта — желтый дом, творческий человек — заигравшийся дурачок — Маяковский, без стыда оголявший мысли на публике, вызывал у современников в ответ бурю эмоций.

Протестующий против буржуазных излишков и предвкушающий крах разнузданной нэповской системы (не правда ли, актуально и в наши дни?!), он шел в огонь, прихватив в качестве огнетушителя лишь сборник своей поэзии.

«Людям страшно — у меня изо рта
шевелит ногами непрожеванный крик»

19 октября 1913 года в Мамоновском переулке было не протолкнуться — весь московский бомонд спешил на открытие литературного кабаре «Розовый фонарь». В осеннем воздухе гудели автомобили, витал запах цветочных духов и мелькали дорогие туалеты. Казалось, все располагало к атмосфере куртуазной и напыщенной, не предвещавшей неприятностей.
Уже за полночь к публике, утонувшей в шуме нетрезвых разговоров, вышел высокий мужчина в яркой канареечной рубахе и крепким, как тромбон, голосом произнес:

Через час отсюда в чистый переулок
вытечет по человеку ваш обрюзгший жир…

«Вы» — не люди, а «обрюзгший жир» — в зале воцарилось молчание. И на вальяжно отдыхающих за столиками буржуа полетели, словно отравленные дротики, поэтические строки:

Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
где-то недокушаннных, недоеденных щей…

И, хитро скользнув взглядом по его спутнице, выступающий продолжил:

Вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковин вещей…

Поведение из ряда вон выходящее. «Циник, сумасшедший, да что он себе позволяет!» — чувствительные барышни попадали в обморок, а те, кого удержали, бренча бриллиантами и побрякушками, поспешили покинуть этот «балаган».
Стихотворение «Нате!» произвело именно тот эффект, которого и добивался двадцатилетний Владимир Маяковский — скандал мгновенно сделал его известным.

«Скорее
головы канарейкам сверните…»

Вставить в петличку пучок редиски или расписную деревянную ложку. Дерзостью довести публику до исступления, прогуляться по Тверской с лучистым пейзажем на собственном лице. Появиться в приличном обществе в вызывающей желтой рубахе. В жизни бунтаря и озорника Владимира Маяковского, как и его товарищей по футуристическому цеху — Хлебникова, Северянина, Крученых, Бурлюка — игра занимала центральное место.
Упиваясь этой игрой и не подчиняясь общим правилам, футуристы привносили элемент хаоса в умонастроения людей, формируя, между тем, модель нового явления в литературе. Игроки бросили вызов обществу с его убогой мещанской моралью.

«Довольно жить законом,
данным Адамом и Евой»

Футуристы не побоялись пойти и против стеклянно-шаблонной поэтической системы. Маяковский разрушил все, что долгое время создавало иллюзию гармонии в поэзии и составляло основу силлабо-тонического стихосложения: равенство длины строк, строгость рифмы, определенное чередования ударных и безударных слогов — футуристический стих приобрел облик провокационный и вызывающе небрежный:

Здесь и ломка ритма и разговорные интонации — все шиворот-навыворот и прямо противоположно ожиданиям общества. Но набор бессмысленных звуков ставился футуристами выше поэтического стиля произведений Пушкина или философской прозы Толстого и Достоевского, которых, по их мнению, следовало бы «бросить с парохода современности».
Маяковского тошнило от вылизанных строк и красивых мелодий, от вычурной гармонии и ложного эстетизма. Он был против прикрытия продырявившейся действительности ровным полотном, против изнеженной салонной красоты произведений. По мнению поэта, его цель — помочь современному герою — «сбитому старикашке» — увидеть, что происходит вокруг и найти очки пока его зрачки не взметет «трамвай с разбега»… А сделать это и дать жизни свежий глоток воздуха, можно лишь новыми формами и приемами.

«Я захохочу и радостно плюну,
плюну в лицо вам,
я – бесценных слов транжир и мот»

Преднамеренные крайности поведения футуристов провоцировали агрессивное отношение публики и усиление цензуры над деятельностью футуристической братии. Если в обычных случаях цензура старается оградить общество от ненадлежащих произведений, то в случае с футуристами сама публика просила запретить этот шабаш и приостановить распространение его колдовского влияния на литературную жизнь России.
Охранка пристально следила за выступлениями поэтов. Поскольку футуризм представлял опасность не только как явление литературное, но и общественное. Маяковского за его смелые публичные речи и участие в митингах не раз сажали в карцер.
Правда, зачастую смысл футуристических произведений было сложно понять из-за обилия придуманных слов и красочных метафор. Даже видавшие виды цензоры не могли объяснить, что имел в виду Маяковский, включая в свой поэтический словарь неологизмы «сливеют», «гросбухнем», «молоткастый», «чиновноустые», «громадье». А что он хотел сказать, написав: «Слышу: тихо, как больной с кровати, спрыгнул нерв»? Но, склонные верить в плохое, цензоры лишний раз старались проучить выскочку Маяковского.
Дурачась и упиваясь своим триумфом, футуристы продолжали своими стихами эпатировать публику. И вошли в историю.

Текст: Ирина Багаева