Альбом легендарного Стинга (настоящее имя Гоордон Мэтью Тоомас Самнер) «Symphonicities», выпущенный в середине 2010 года, стал новым этапом в творчестве британского рок-музыканта. Сотрудничество со всемирно известным Лондонским симфоническим оркестром — самое серьезное увлечение певца за последнее время. Благодаря талантливым оркестровым аранжировкам нетленные хиты Стинга теперь обрели новое симфоническое звучание.
Композиции отличает легкость и заметная трогательность исполнения. Партии скрипки, виолончели и других музыкальных инструментов не теряют своей мелодичности и соответствуют исходному звучанию песни. В интервью журналу «Эстет» музыкант рассказал о своем новом проекте и раскрыл секрет, почему он от него получает огромное удовольствие.
Последний альбом вашей группы The Police («Полиция») назывался «Synchronicity» («Синхрония»). Эта, по всей видимости, умышленная игра слов, которая также подразумевает передвижение во время путешествия. Название было выбрано не случайно?
— В названии нет какого-то определенного смысла. Это действительно только игра слов. И не более того. Но зато есть очевидная связь с вышедшей в 1951 году книгой Карла Юнга «Синхрония».
Идея вашего нового проекта заключается в обработке известных классических песен и придании им нового звучания. Предполагали ли вы что в исполнении оркестра они зазвучат столь неординарно?
— Понимаете, все вышло случайно. Чикагский симфонический оркестр попросил меня принять участие в подготовке совместного музыкально-развлекательного вечера. Раньше я уже организовывал церемонии «Грэмми» и «Оскара» с участием оркестра, и получал от этого огромное удовольствие. Но никогда не думал о том, чтобы устроить целый вечер. В итоге я нанял десять аранжировщиков, предложил им выбрать песню из моего репертуара, решив посмотреть, что у них получится.
Я словно одеваю старую песню в новую одежду. Но основа композиции остается прежней и имеет ту же самую структуру. На самом деле я хочу, чтобы сами оркестранты с их классическим образованием были поглощены этим материалом, а не просто аккомпанировали мне. Я хочу использовать оркестр в качестве ритмического инструмента, и пусть это воспримут как вызов!
Все песни в этом проекте очень личные. Какие из первых аранжировок больше всего удивили и, по вашим ощущениям, произвели наибольшую трансформацию песни?
— Мой аранжировщик Роб Матс предложил мне сделать песню «Next To You» («Рядом с тобой»). «Next To You» — это первый трек из дебютного альбома группы The Police. Вещь совершенно несерьезная, состоящая из четырех аккордов. Я естественно возмутился. Но Роб заверил, что у него есть одна очень интересная идея на этот счет. Спустя неделю он вернулся с этой аранжировкой и сыграл ее. Звучала она потрясающе!
Разве это не чудо?
— Эти музыканты играют рок-н-ролл так, как будто исполняют Стравинского. Вот что действительно забавно. В оркестре удивляет огромное множество оттенков его музыкальной палитры. В общей сложности мы сделали аранжировки примерно 40 песен.
Помню, меня поразила ваша песня «Roxanne» («Роксанна»). Сначала она немного резала слух. Теперь напротив — стала мягкой и красивой. Каково это исполнять свои песни, аранжированные другим музыкантом?
— Это как плавать в очень теплом бассейне. Вы чувствуете эти чудесные потоки воды, движущиеся под вами и вокруг вас, и прекрасно ощущаете свободу. В музыке тоже самое. Я играю на гитаре, исполняя эту песню, а вокруг меня движутся эти удивительные фуговые интонации.
Это влияет на ваше исполнение песен?
— Конечно, да. Это уже совсем другой подход к песне с точки зрения ритма. Иногда новые созвучия рождают совсем иную мелодию. Я постоянно импровизирую, и никогда не пою одну и ту же вещь одинаково. Во время импровизации я узнаю что-то новое о песне. Я спел «Roxanne» («Роксанну»), вероятно, уже тысячи раз и все же всегда есть что-то неожиданное, что можно добавить. У меня полная свобода действий, и мне это действительно нравится. Пение напоминает полет. Вы можете устремиться вниз или взлететь вверх, можете замедлить полет или наоборот ускорить.
Наиболее удачная, на мой взгляд, из ваших аранжировок — это песня «When We Dance» («Когда мы танцуем»). Она очень таинственная, и в конце первого куплета такое чудное сочетание звуков — это выровненная пятая нота?
— Да, совершенно верно. Эту пятую ноту вы бы узнали еще в такой песне, как «Bali Ha’I». Это тот самый интервал, который одно время был запрещен церковью. Думали, что он интервал дьявола и назвали его тритоном.
Фактически это основа блюза. В общем, в этой аранжировке есть немного музыки дьявола… Мне нравится звучание выровненной пятой ноты, потому что это действительно будоражит людей.
Расскажите об этой песне, потому что в ней на самом деле присутствует некая религиозная образность. Действительно ли она также таинственна, как ее звучание?
— Существует два типа любовных песен. Первый — невыразительный, скучный и часто повторяемый: «я люблю тебя, а ты меня». Он не имеет дальнейшего развития. Второй: «я люблю тебя, а ты любишь кого-то другого…, или ты с кем-то еще». Может это болезненно, но гораздо интересней. Таким образом, присутствует как бы трехмерное пространство, по которому можно идти и рассказать историю. Если говорить о текстах песен, то я очень интересуюсь религией и той сферой, где она переплетается с романтической любовью. Мне кажется, что романтическая любовь — это своего рода аналог духовной жажды, в противоположность только физической жажде и отчаянию, которое она приносит. Таким образом, я не разделяю святое и светское.
Photo Bryan Adams
Замечательная аранжировка песни «We work the black seam» («Мы разрабатываем черный пласт»). Она имеет отношение к вашему прошлому?
— Песня действительно напоминает мне о моем доме. В одном конце города, где я жил, была верфь, владельцем которой был Свон Хантер, а в другом — была угольная шахта «Восходящее солнце», оба предприятия давно не существуют. Но мои воспоминания свежи. Песню эту я написал во время забастовки шахтеров, для которых она стала требованием, мольбой остановить разрушение их сообщества.
Я думаю, что вся музыка может быть привязана к народной, а может даже к классической. Но основа любой композиции, даже рабочего гимна — это все-таки народная музыка.
А песня «Englishman in New York» («Англичанин в Нью-Йорке») в аранжировке Квентина Криспа — это своего рода гимн индивидуальности?
— Мне нравится, когда обо мне думают как об исключительном человеке. И меня притягивают такие люди, как Квентин. Я знал его довольно хорошо, это был очень смелый человек. Он всегда оставался самим собой, даже в то время, когда это было опасно и противозаконно. Для меня он стал героем, своего рода кумиром, которого я уважал и любил. Надеюсь, что и я всегда смогу оставаться самим собой, независимо от обстоятельств.
Мне нравится аранжировка этой песни. Мелодия спокойна, немного расслабляет, но при этом содержит серьезное послание.
«You Will Be My Ain True Love» («Ты будешь моей настоящей любовью»), которую Вы написали для фильма Энтони Мингелла «Холодная гора» начинается величественным хоралом в исполнении медных духовых инструментов, но окрашена в драматический тон, так как события разворачиваются на фоне гражданской войны. Затем идет переход на простое народное пение. Это кажется естественным для Вас как исполнителя?
— Да, я начал свою жизнь в народной среде, когда был подростком, игравшим в народных клубах и Ньюкаслских пабах — я, можно сказать, впитал это у местных певцов с молоком матери. Похоже, что подобный вид народных мелизмов является частью моего исполнения. Я горжусь своими народными корнями.
Песня в обработке Джонни Кэша «I hung my head» («Я повесил голову») — это восхитительная работа! Как возникла идея ее написания?
— Я необычайно горжусь этой песней. Мной написано много композиций в стиле кантри. Люблю этот стиль. Но здесь встает вопрос аутентичности. Я из Ньюкасла и мне не идут шляпы. Таким образом, когда добросовестный кантри-исполнитель берет одну из моих песен и делает ее живой и настоящей, как Джонни Кэш взял «I hung my head», то это абсолютно оправданно.
В последнее десятилетие процесс написания моих песен заключается в том, чтобы сначала сочинить музыку, а затем попросить эту музыку рассказать мне историю.
Это очень интересно…
— Песня написана в размере девять восьмых. Это необычный тактовый размер. Он вызвал у меня образ скачущей, но слегка прихрамывающей лошади. Позднее возник образ человека, скачущего на лошади по равнине, как в старом вестерне. А затем появился образ человека с ружьем, который наблюдал за наездником и практиковался в стрельбе.
Я думаю, в ружье действительно заключена какая-то тотемная магия, неотъемлемая от него, которая управляет тем, кто его держит в своих руках — это и есть мой аргумент против оружия. Если где-то поблизости есть ружье, то оно обязательно выстрелит. Это история случайного убийства, но человек за него все равно расплачивается.
В аранжировке песни достигнуты кульминационные моменты звучания, а характер звуков напоминает ту музыку, которой композитор Аарон Копланд встречает Элмера Бернштейна…
— Я действительно предложил аранжировщику, моему большому другу Дейву Хартлею, добавить немного музыки Копланда в песню «I hung my head». Он сказал: «Великолепно!», после чего довольно потер руки.
Во всех аранжировках, как и в песне «Every Little Thing She Does Is Magic» («Что бы она ни делала, волшебно»), вы пытаетесь сохранить ритм. Как удается передать эту легкость звучания, когда играет целый оркестр?
— По ощущениям песня действительно получилась легкой и воздушной. Она звучит все-таки как поп-композиция, а не как Симфония № 3 Малера. Я должен подчеркнуть, что мы делаем из поп-музыки оркестровую, и не пишем классику. А поп-музыка, исполняемая в оркестровой обработке, должна сохранять свою легкость.
Какая из всех аранжировок, на ваш взгляд, наиболее удачная?
— На сегодняшний день самая любимая — песня «End Of The Game» («Конец игры»), написанная лет десять назад. В то время она казалась мне столь незначительной и незаметной, что я поместил ее на другую сторону пластинки. Сюжет песни — о лисе, которую преследуют гончие собаки. Аранжировка получилась волнующей. Это действительно настоящая оркестровая вещь и к тому же очень трогательная песня.
По-видимому, вы вошли во вкус… Следует ли вашим слушателям ожидать новых композиций в этом стиле?
— Меня с каждым днем все больше вдохновляет свобода, которую дает оркестр. Я по-новому смотрю теперь на те песни, которые игнорировал в течение многих лет. Сейчас я серьезно задумываюсь над тем, чтобы писать композиции исключительно для этой музыкальной сферы.
