О великолепных 60-х, повзрослевших в 70-е, о революциях, музыке и, конечно же, о фотографии с Жаном-Мари Перье беседовал Андрей Золотарев.

— Помните ли вы свои первые фотографии, которые были опубликованы? Если да, то расскажите о них.
— Конечно. Самые первые были сделаны для журнала «Джаз», в нем я начинал работать вместе с Даниэлем Филипакки. Мне было всего 16 лет. 16! А выглядел я на тот момент еще младше, лет на 12, наверно (смеется). Это произошло как-то очень просто. Меня спросили что-то вроде «Как дела, парень? Нормально?». Вручили камеру, и я начал снимать.

— Кстати, какую именно камеру?
— По-моему, это была «Лейка» (Leitzsche Camera. — Прим. Es).

— В армии вы служили в Алжире и были свидетелем гражданской войны и массового бегства французов из Алжира. Расскажите об этом.
— Как раз 1962 год — последний год войны. Я был в это время в Алжире. На самом деле там было две войны. Первая — между французскими солдатами и феллага (это военизированные отряды повстанцев-алжирцев). И вторая — война в городах. Я находился в Оране — невероятно красивом, большом городе. Там воевали «черноногие» (прозвище французов, живущих в Алжире. — Прим. Es) с алжирскими местными формированиями. То есть повстанцы были с обеих сторон, и они сражались прямо в городской черте!

— Вы тогда служили в армии и были приписаны к какому-то подразделению?
— Да, но я носил гражданскую одежду, жил в апартаментах в городе, а не в казармах. У меня была камера, и я снимал для французского и алжирского телевидения все, что там происходило. Я пробыл в Алжире 28 месяцев — больше двух лет! Мне было на тот момент всего 20.

— Опыт, который вы получили в Алжире как фотограф…
— Я не о фотографии говорю! Это жизненный опыт в первую очередь. Я сын своего отца (Жан-Мари Перье — сын французского актера Франсуа Перье. — Прим. Es), дружил с Филипакки, меня интересовали музыка, джаз, кино, красота. И Алжир был другой планетой, каким-то кошмаром, где расстреливали невинных гражданских людей, которым просто не повезло оказаться в данный момент на улице, взрывали бомбу в кафе исходя из военных или политических соображений.

— Каким был Париж 1960-х? Мы знаем о нем разве что по фильмам, например, Годара.
— Мы, молодые парижане, в то время были уже поколением, которое не знало войны, — благополучным поколением. Когда я начинал работать в редакции журнала, мне можно было делать все. Абсолютно все. Никто и никак не ограничивал мое творчество. Да, мне было чуть за 20, что с того? Всем представителям новой волны музыки — этим ребятам из невероятных сейчас The Beatles, The Rolling Stones — было примерно столько же. Они тоже только что заявили о себе. Не было никакой дистанции. Те же The Rolling Stones совсем недавно записали свои первые композиции и еще не успели стать группой, которую можно назвать всемирно известной. Поэтому все происходило достаточно просто — никаких там «свяжитесь с моим представителем» или «мы такие знаменитые, у нас очень серьезный график». Нет-нет. Мы могли созвониться («привет-привет») и встретиться. Вот и все. Очень просто. Например, даже не требовали показать фотографии перед публикацией! Ты можешь такое сейчас представить? Сейчас такое абсолютно невозможно. Культурным центром мира тогда, по крайней мере в музыкальном отношении, был, конечно, Лондон. Это было еще до движения хиппи, до расцвета пацифистских движений.

The Beatles in studio, Paris
© Jean-Marie Périer / PHOTO 12

— Лондон — это ваш любимый город?
— Нет! Я не особенно люблю Лондон. Конечно, это великолепный город, но не мой любимый. Просто я объясняю, что все важные музыкальные события в первую очередь происходили именно здесь и уже во вторую где-то еще… Лично мне в Лондоне не очень комфортно по одной простой причине: я отлично понимаю людей не англичан, когда они говорят на английском, а самих англичан я не понимаю — они говорят быстро и непонятно.

— Согласен. Англичане просто ужасно говорят на английском!
— Именно (смеется). Кстати, я отлично понимаю американцев. С ними такой проблемы нет.

— Расскажите о Парижской революции 1968 года. Фактически это был первый бунт нового времени против устоявшейся цивилизационной западной системы. Тогда вы были в Париже, в центре этих событий. Поддерживали ли вы в то время идеи бунтовавшей молодежи или, возможно, наоборот, были их противником?
— Это была первая революция, инициированная медиа. Они просто ее организовали. Я хорошо помню эти последние дни перед бунтом. Каждые 15 минут по радио призывали к войне. Каждые 15 минут! Так и говорилось: «Это война», «Париж в огне». Я подумал тогда: «Господи, они что, и правда собираются тут революцию устроить?» Хорошо, что никто не погиб.
Уже после революции интеллектуальная французская среда породила массу интересных идей, которыми постаралась объяснить происходящее. Но на студенческом уровне всё было намного проще. Безусловно, не обошлось без студентов, отстаивающих свои политические убеждения или свое представление о свободном обществе. Вы знаете, кто такой Даниэль Кон-Бендит?

— Очень мало. Знаю, что это студент и один из лидеров студенческих волнений.
— Да, это – немецкий молодой парень, невероятно умный и харизматичный человек. Для него было все серьезно. И для многих других тоже. Но для основной массы студентов бунт был вызван совершенно определенной причиной. Дело в том, что в университете, где обучалась большая часть протестующих, мужское и женское общежития находились рядом, буквально через стену друг от друга. Конечно, так было удобно для студентов, однако, в каком-то отношении не удачно для нормального учебного процесса. Университет решил эти общежития разделить. Студентам это, разумеется, очень не понравилось, но не только они вышли на протесты, но и друзья этих студентов, друзья друзей, даже те, кто вообще в университете не учился. Вот против чего протестовала значительная часть молодежи! И никаких других идей или требований у многих протестующих просто не было.

Keith Richards Phoenix, Arizona, USA November 10, 1965 
© Jean-Marie Périer / PHOTO 12

— Вы сейчас рассказываете ретроспективно. Я так и не понял: вы поддерживали эти студенческие выступления или нет?
— Нет. На тот момент мне было уже 26, я работал в невероятно популярном издании и был буржуа. Помню выступление того парня, Даниэля Кон-Бендита, в Сорбонне, в аудитории, где собралось около двух тысяч людей. Я слушал их речи о социальной справедливости, а в это время на соседней улице была припаркована моя машина «Феррари». Мне подумалось: «Абсурд какой, что я вообще здесь делаю?» Взял и ушел. Сел в машину. Тогда у меня не было апартаментов в Париже, поэтому я позвонил Брижит Бардо, с которой давно дружил. В это время у нее были съемки в Италии, и она жила в большом доме в предместье Рима. К тому времени у Брижит испортились отношения с ее кошмарным немецким мужем (Гунтером Саксом. — Прим. Es). Я просто спросил: «Слушай, ты не против, если я приеду и поживу у тебя некоторое время?» Она ответила: «Конечно, не против». Я прожил неделю в ее доме, это было просто великолепно! Так что моя революция 1968 года была самой лучшей революцией, которую только можно себе представить (смеется).

— Совсем недавно в социальных сетях проходил флешмоб «Верните мне мой 2007-й». До этого был также «Верните мне мой 1997-й», и возможно, были еще какие-то варианты. Люди ностальгировали по определенному прошедшему году и объясняли, почему хотели бы этот год вернуть. А какой год вы бы хотели вернуть и почему?
— В 1969 и 1972 годах я был в турне вместе с The Rolling Stones. Вот эти два года я бы и вернул. Могу сказать, что это было самое лучшее, потрясающее событие в моей жизни! Было видно, что происходит что-то важное, невероятное в музыкальной истории. И я был там, видел все с расстояния вытянутой руки. Конечно, был этот жуткий момент в Альтамонте…

— Простите. Альтамонт?
— Ты не можешь не знать эту историю. Альтамонт. Город.

— По всей видимости, все же не знаю.
— Там во время концерта погиб этот чернокожий парень…

— Все, я понял. Это во время беспорядков?
— Да, я об этой истории и говорю. Это все знают. Там был свободный вход, и собралось какое-то невероятное количество людей, многие в нетрезвом состоянии — алкогольном или наркотическом. В общем, вся эта история служит ярким примером ответа на вопрос: как далеко можно зайти, когда тебе 25 и ты думаешь, что весь мир принадлежит тебе.

— Мне хотелось бы немного поговорить о ваших художественных методах работы. Например, у вас есть фотография Джонни Холидея — та, где все снято динамично, где он бежит в такой спортивной куртке. Я не очень понимаю, как вы это сделали. Я имею ввиду не техническую сторону вопроса, а, скорее, организационную. Вы ему сказали что-то вроде «Джонни, побегай»?
— Ну да, примерно так и было (смеется). Хорошо, я объясню. Мы с Джонни давно были уже знакомы — с 1963 года. Мы много общались, я неоднократно бывал у него в гостях. Когда Джонни Холидей и Сильви Вартан поженились, я был свидетелем у них на свадьбе. И когда они отправились в свадебное путешествие в Испанию, я поехал с ними. Это было нормально, потому что прежде всего мы были друзьями.

— Если говорить об истории фотографии, то можно заметить некие общие трансформации стиля в определенные отрезки времени. Например, конец 1980-х — начало 1990-х, на мой взгляд, был периодом черно-белой фотографии.
— Многие самые лучшие фотографы работали в том числе в черно-белой стилистике. Она выигрышно смотрится эстетически. Любая цветная стилистика может уже через год оказаться неактуальной, выйти из моды. Но я никогда не хотел быть великим фотографом, поэтому снимал как раз в цвете. Зато теперь могу показать это замечательное время в цвете. Безумное время. Например, была такая группа — Crosby, Stills, Nash & Young.

Jacques Dutronc. «Lui». 1969
© Jean-Marie Périer / PHOTO 12

— Нил Янг там играл.
— Да, именно он. Вот эти ребята купили парусную лодку, даже, скорее, небольшую яхту, и сделали из нее звукозаписывающую студию. Они решили отправиться со своими подругами на этой лодке в кругосветное путешествие и записать альбом. Это были не какие-то арабские шейхи, а простые ребята, рок-группа, не такие богатые, но совершенно ненормальные — потратить значительную сумму из тех денег, что у них были, вот на такое безумие. Замечательно! Это было в начале 1970-х. Теперь забавно слышать от молодых людей: «Мы были вместе недолго, расстались через три года». Боже мой! Парни моего поколения в то время меняли девушек каждые две недели (смеется)! Такими были 1960-е и 1970-е, но 1960-е были наивней. Я бы сказал, что 1970-е — это «совершеннолетние» 1960-е.

— Красивая метафора. Не могу не спросить о Москве. С точки зрения фотографа как вам столица? Может быть, вы хотели бы сделать в этом городе какие-то фотографии?
— Но я не занимаюсь больше фотографией! Я снимаю кино, пишу книги. И, находясь в Москве, не думаю об этом городе как фотограф. Ну, хорошо, почти не думаю (смеется). Сегодня утром гулял по Москве и сделал селфи: я и Калашников (как раз только что открыли памятник Калашникову). Эту фотографию я опубликую в своем блоге.