Люк Бессон и Тим Бертон — два чудака, гения, безумца, не признающих стандартов ни в профессии, ни в жизни. Бертон был и остается создателем фильмов, чей modus operandi целиком основан на его самых сокровенных чувствах. Персонажи Бессона — часто непонятые, ложно воспринимаемые, со своей персональной трагедией, неудачники, вдруг обретшие свое «я», любовь и ощущение вселенского тепла. Автору этого материала посчастливилось побеседовать с каждым из этих мастеров, правда, в разное время, но воображение нарисовало желаемую встречу и… она случилась.
Само противоречие
Es: Мсье Бессон, почему Вы решили переквалифицироваться в сказочника?
ЛБ: Да, можно сказать, что я стал профессиональным сказочником. Мне доставляет огромное удовольствие сочинение сказок. Кажется, я буду писать, даже если кончатся читатели. Писать для своих детей.Им нужно непременно читать, чтобы развивать воображение. Сам я, правда, до одиннадцати лет почти не читал. Мои родители тогда работали инструкторами по подводному плаванию в Греции и Югославии. Я жил на берегу моря и надевал чаще ласты, чем ботинки. Телевизор не смотрел, радио не слушал…
Es: Режиссеру необходимо зрительное воображение, а писателю нужно слышать слово, чувствовать его вкус, запах. У вас это получается?
ЛБ: Я человек, скорее, зрительной культуры. Вместо глаз у меня две камеры. Я подключаю камеры к руке, и рука перепечатывает то, что я диктую. Вначале сказки имели форму сценария. Одними из первых были письменные размышления над «Тибетской книгой мертвых». Кстати, позже они стали основой сценария «Пятого элемента».
Es: А что вам нравится в сочинительстве больше всего?
ЛБ: Пожалуй, равные возможности. Я не из богатой семьи. Единственное, в чем мог соперничать с другими детьми, — купить на несколько франков бумагу, ручку и писать. Писал много. Первые 5000 страниц выкинул: они были плохи. Потом дело пошло. После 10 – 12 лет сочинительства стало гораздо легче. Теперь я каждый день встаю в четыре утра, включаю музыку и отдаюсь целиком вдохновению.
Сверхъестественное везение
Es: Тим, расскажи про свое детство и сказки. Откуда они взялись?
ТБ: Я родился в Бербанке, штат Калифорния. Отец работал в центре отдыха и развлечений бербанкского парка, мать владела магазином подарков. Ребенком я был чрезвычайно сосредоточен на себе самом. Мне нравилось думать, что я все воспринимаю не так, как другие. Я делал все то, что любят делать другие дети: ходил в кино, играл, рисовал. Ничего необычного. Я словно распространял вокруг себя некую ауру: «Оставьте меня в покое, черт вас возьми!» В кинотеатрах шло достаточно всяких причудливых фильмов, так что можно было подолгу обходиться без приятелей и смотреть каждый день что-нибудь новенькое — эти фильмы словно вели с тобой диалог.
Es: Откуда возникла идея создать «Эдварда Руки-ножницы»?
ТБ: Как ни странно, она возникла из рисунка, сделанного мною давным-давно. То был всего лишь образ, который мне нравился. Он возник подсознательно и был связан с персонажем, который хочет прикасаться к предметам, но не может. Он несет в себе одновременно созидательное и разрушительное начало — само воплощение противоречия. Подобное ощущение характерно для тинейджеров и связано с проблемой общения. Я, например, тогда чувствовал, что не в состоянии общаться с людьми. Думаю, что многие в той или иной степени испытывают подобные чувства: разочарование и грусть, когда твои эмоции не находят выхода. Потом возникли образы льда и живой изгороди, как естественные продолжения Эдварда, стремящегося быть полезным в домашнем хозяйстве.
Es: Почему Джонни Депп?
ТБ: Я люблю таких актеров, как Джонни. Он был в первую очередь известен как идол тинейджеров. Депп считается трудным в общении, замкнутым человеком, про него в прессе понаписано множество всяческих небылиц. Но Джонни вполне нормальный человек, по крайней мере в моем понимании этого слова. Его воспринимают как мрачную личность и судят по чисто внешним проявлениям. Однако, он совсем не такой, поэтому тематика «Эдварда» — образ и его восприятие, когда человека считают совершенно не таким, какой он есть на самом деле, — знакома Джонни не понаслышке. Слова «странный» и «чудак» имеют так много интерпретаций, и неким причудливым образом он относится к этим чудакам, уродцам, поскольку так его воспринимают. Резкая смена тем и восприятий — именно то, на что он реагирует наиболее непосредственно, потому что постоянно с этим сталкивается.
Es: Как ты стал режиссером?
ТБ: Странная вышла история. До сих пор мне делается дурно, когда люди спрашивают: «Как ты стал режиссером?» У меня действительно нет на это ответа. В этой истории нет пункта «А» и пункта «Б» — я даже не учился этой профессии. Мне просто сверхъестественно повезло, ничего больше.