Здесь можно услышать громогласное дыхание времени. Фейерверк эмоций от вдохновения трансляции ушедшей эпохи в настоящее перевоплощение. Место параллельной реальности. Зеркальные отображения не искажены временем. Дочери Зевса обрели второй дом в этих стенах.

Юрий ГРЫМОВ о театре «Модерн»

1.

«Эй, пастухи полевые, — несчастные, брюхо сплошное!
Много умеем мы лжи рассказать за чистейшую правду.
Если, однако, хотим, то и правду рассказывать можем!»
Так мне сказали в рассказах искусные дочери Зевса.

— У меня работают все, я не делаю различий. Например, нет такого, что пришел молодой артист в театр и маринуется в массовке. Главные, второстепенные роли — все это доступно сразу и для артиста, который недавно служит в нашем театре. Он должен понимать и принимать этику и эстетику театра, должен войти в коллектив. Вообще артист театра — нелегкий труд, это гораздо сложнее, чем играть в кино. И то же самое, кстати, можно сказать про режиссера.
Записать десять дублей и выбрать подходящий не получится.
— В кино много уловок: можно снять со спины, переозвучить, сделать массу вещей, которые прикроют самую бездарную игру. В театре так не будет — здесь на сцене живут, а в кино играют. Невозможно два часа сценического времени, скажем в «Войне и мире», заставлять актеров кривляться. В моей постановке пьесы М. Горького «На дне» есть эпизод драки, и у меня часто спрашивают: «Они, что, у вас дерутся? Вот по-настоящему?» Конечно. По этой причине бывают синяки, ссадины. Естественно, они не бьют друг друга в полную силу, но проживают роль на сцене. И да, это «по-настоящему».
То есть вы, как режиссер, предлагаете обстоятельства и актер живет в рамках событий пьесы?
— Конечно. Они должны найти себя в этой роли. Русская классическая школа предполагает такой подход. И более того, речь не только и не столько об актерах. Например, я ставлю пьесы, снимаю фильмы во многом про себя. Почему я не Петр? Я — Петр*. Почему не Безухов? Я — Безухов. Я — такой же. Объясню почему. В чем концепция моей «Войны и мира»? Пьер, поначалу западник, превращается в итоге в русского патриота. Это я нахожу и в себе. И если такая концепция интересна актерам, интересна зрителю, то постановка будет иметь успех.

2.

Воздвиг я памятник вечнее меди прочной
И зданий царственных превыше пирамид.
Его ни едкий дождь, ни Аквилон полночный,
Ни ряд бесчисленных годов не истребит.

Как изменилась стилистика и эстетика театра «Модерн» с тех пор, как вы стали его художественным руководителем?
— Если быть честным, когда я туда пришел, то никакого стиля не увидел вообще. Его там не было, а был белый зал со стенами желтого цвета и выгоревшим занавесом. Цены на билеты на тот момент составляли максимально 700 рублей. Сейчас самые дорогие билеты у нас по 12 500 рублей.
Значительная разница.
— Это значительный финансовый успех. И в отчетах, которые мы представляем в Департамент культуры, он имеет большое значение. Это вообще важно — мы можем платить хорошие зарплаты актерам. Но нельзя забывать, что в театр люди приходят работать не за деньги. Деньги — оплата времени. Хорошо, когда актер получает большие деньги, и я буду делать все, чтобы так и было. Наверное, слышали расхожую фразу, что «художник должен быть голодным»?
Конечно.
— Ее часто понимают в прямом смысле, но это же абсурд. «Голодным» — это о жажде работы, жажде творчества, а не о том, что артист должен считать деньги на еду.
Да, для артиста деньги не главное. Он не должен о них думать, а вот я, как художник-руководитель, должен думать про деньги для своих актеров.
Поэтому говорят, что в театре не работают, а служат.
— Знаете, какое самое сложное время у наших актеров? Это конец сезона, большой отпуск. Актеры за неделю уже все свои дела переделали и начинают сходить с ума от скуки, ищут повод мне позвонить. То есть абсолютный антагонизм обычному поведению на работе обычных людей: «Скорей бы выходной!» У Ландау была формула счастья: «Работа. Любовь. Хорошее общение».
Можно вспомнить «Понедельник начинается в субботу» Стругацких — вся книга о таком отношении.
— Вообще грань между отдыхом и работой… Я понял, что и сам не отдыхаю в общепринятом смысле. Даже если я уехал куда-то, мне все равно 50 раз позвонят по рабочим вопросам. Минимум! У меня была история: к нам пришла женщина — эксперт по интернету, которая анализирует трафик, работу сайта, посещения и т.д. Так вот, она приходит с выпученными глазами: «Представляете, есть какой-то человек на Рублевке, он 200 раз в день на сайт заходит». Я говорю: «Спокойно. Это я».

3.

Ветрена я, и мил мне Амур, он ветреник тоже,
Избранный мною предмет — по дарованьям моим.
Все-таки я кое в чем и сильнее тебя: я такое
Переношу, от чего хмурятся брови твои.
Дверь, которую ты не откроешь тяжелым котурном,
Я открываю легко резвой своей болтовней.

Когда в 1987 году создавался театр «Модерн», это был экспериментальный молодежный театр, что было прописано чуть ли не в названии. Сохраняется ли эта традиция сейчас?
— Модерн, то есть современный. Так и есть. У меня 98% спектаклей, которые не идут ни в одном другом театре. Это первое. Второе — те классические произведения, которые мы ставим («На дне», «Война и мир»), разве они не резонируют с сегодняшним временем? Это, правда, не значит, что мы переодеваем актеров в джинсы, понимаете?
У классических произведений может быть любое прочтение, не обязательно классическое, для этого джинсы не нужны.
— У нас есть Горький, Толстой, Шекспир. И есть молодые авторы. Важно то, что театр сейчас стал местом рефлексии — можно высказаться, можно громко промолчать.
Промолчать тоже позиция. Это высказывание. И зритель может быть вам благодарен за это общение. Сейчас многие отчаянно нуждаются в разговоре с умными людьми.
А разве так было не всегда?
— Нет, не всегда. Сейчас время очень громких дураков, вам не кажется? Они захватили мир, и более того, они еще проявляют агрессию. И люди приходят в театр пообщаться с нами как со старшим братом. Не в смысле научиться, а именно пообщаться. Ведь мы сами задаем себе те же вопросы. Я не сижу и не думаю: «Ах, какой бы спектакль поставить, чтобы всем понравился?» Нет. Сегодня мир сошел с ума. Вот весь мир взял и сошел с ума. Многие просто перешли на сторону зла, причем они этого даже не понимают. И мы вместе со зрителем ищем ответы на вопросы, которая ставит сама жизнь.

4.

О Каллиопа, к тебе и к твоим я сестрам взываю:
Песнь помогите сложить о кровавых подвигах Турна,
Молвите, кто из мужей кого к Ахеронту отправил,
Свиток чудовищных битв разверните со мною, богини!

У вас как раз трилогия о добре и зле — «Антихрист и Христос». В чем общий замысел всех частей трилогии?
— Общий замысел легко понять из названия. Но смотрите: у Мережковского был «Христос и Антихрист», у меня наоборот, потому что должно быть движение к свету.* Для меня очень важно поднять эту тему. Тот же Петр I. Как можно под знаменем Христа служить Антихристу?
А для вас Петр I олицетворяет служение Антихристу? Интересная трактовка.
— Да. В основном да.
Но почему?
— А вот это простой вопрос, на который в двух словах очень сложно ответить. Для того чтобы понять почему, нужно прийти в театр и посмотреть спектакль. И все же. Петр I действительно много сделал для России. И страна развивалась семимильными шагами. Но! Он ломал через колено и сломал многое. Казнил своего сына.
Я ни в коей мере не спорю. Просто вам не кажется, что на фоне других правителей той эпохи Петр I не выглядит ни самым жестоким, ни самым серьезным реформатором? В Англии незадолго до того был Кромвель — и это стоило стране гражданской войны, а королю Карлу Стюарту — головы. А еще за 50 лет до того была буржуазная голландская революция, в результате которой страна изменилась так, как в России и далеко таких изменений не было…
— Ни в коем случае нельзя сравнивать. У них — так, у нас — так. Я говорю о том, что Петр I предпочел революционные изменения эволюционным. И общество не было к этому готово. Оно не было готово брить бороды, если применить такую метафору. Людей нельзя было переделать в голландцев. Они не хотели быть голландцами. Они ими и не стали в итоге.

5.

Ныне же зовет она вслед
Слову аргосца на путях его правды:
«В деньгах, в деньгах — человек!» —
Так сказал он, лишась добра и друзей.

Важный момент трилогии — показать, что человек вмещает в себе все: Антихриста, Христа. Но как мы себя проявляем? Мог ли допустить Иуда, что его простят? Вы же помните историю про 30 серебреников?
Конечно. Я думаю, это знают все.
— А вы знаете, почему серебреников 30? Почему не 25? Или не 50?
Нет. Странно, я никогда об этом даже не задумывался.
— Это цена раба. Понимаете?
Я не знал. Я даже не знаю, много ли это, 30 серебреников. Да, столько стоил раб, но это большие деньги?
— Нет, это была совсем небольшая сумма, во всяком случае для Иуды. Он был казначей, и деньги были у него. Мог бы Христос простить Иуду?
Это риторический вопрос?
— Нет, это вопрос вам. Мог ли Христос его простить?
Это серьезный богословский вопрос. Я думаю, все же да, мог бы.
— Правильно, конечно, мог бы! А мог ли Иуда предположить, что его простят? Мог ли он простить себя?
Он же повесился. Не простил.
— Не простил.

6.

Память ее не подвластна забвенью, губящему разум,
Держит с душой съединенным она весь ум человека,
Множит тем самым великую силу благую рассудка.
Ты, о сладчайшая, бодрая вечно, способная тотчас
В памяти вызвать у нас, что когда-либо в душу запало.

Существует около двух десятков экранизаций «Войны и мира». Сколько существует театральных постановок — подсчитать не представляется возможным, очевидно, огромное число. Если брать как аксиому утверждение, что в любой постановке должно быть что-то новое, то как привнести нечто новое режиссеру в ситуации, когда роман адаптировали в своей версии под театр либо кино бесчисленное количество раз?
— Совсем не огромное число, вы ошибаетесь. Если говорить о театре, конечно. Очень мало. Да, сейчас в Москве три «Войны и мира» — у Вахтангова, Фоменко и у нас. И все это разные вещи. У Фоменко это начало романа, а у нас весь роман целиком. Три часа сорок минут, с двумя антрактами. Центральная фигура здесь — Пьер Безухов, и нам удалось показать, как он меняется: от абсолютно прозападного человека — к патриотической позиции.
А что касается вопроса, как быть режиссеру, чтобы не повторяться за кем-то, если я верно вас понял, то нет такой проблемы. Вы не забывайте, что проходит время, и не только режиссер уже другой — другой зритель. Единицы людей могут похвастаться тем, что видели, скажем, 5 спектаклей на одну тему.
Это все разное! Одну и ту же пьесу ставят разные люди в разные периоды времени. Изменяется общество, и та пьеса, которая толковалась определенным образом 20 лет назад, сегодня воспринимается иначе. Если привести пример… Вы говорите об огромном количестве постановок по «Войне и миру». А «Три сестры»? Сколько раз ставили «Три сестры»? Я даже представить не могу сколько — бесчисленное количество раз. А я сделал следующее: все оставил как есть, не менял ничего, всего лишь изменил возраст. У Чехова девушкам лет по 25, а я сделал, что им примерно по 60. И поменялось все. Это не какой-то юмор или издевательство — ничего подобного: зрелого человека волнуют те же самые вопросы, что и молодого, но волнуют уже иначе.
Кроме того, мы вернули в пьесу фразу, которая была вычеркнута Станиславским по распоряжению МХАТа. Почему-то никто этого никогда не делал. Это фраза в финале пьесы «Ах, если бы знать, если бы знать». И это все. Мне всегда казалось, что тут есть недосказанность, а потом я узнал, что там есть продолжение: «На все вопросы ответит господь Бог». И все встало на свои места.

7.

Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который,
Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен,
Многих людей города посетил и обычаи видел,
Много и сердцем скорбел на морях, о спасенье заботясь.

— Зритель приходит в театр работать. Я не понимаю тех, кто приходит, чтобы расслабиться. Сауна подойдет для этого лучше. В театр нужно приходить заранее, не вбегать как загнанная лошадь к третьему звонку. Нужно прийти, настроиться, подготовить себя. Можно зайти в буфет, выпить немного шампанского или коньяка, послушать живую музыку. И мы не пускаем людей после третьего звонка.
Представьте, на сцене «Война и мир», там 423 исторических костюма, хор поет, уже все началось, а кто-то пробирается в зал, суетится, всем мешает. Так что правило не пускать после третьего звонка у нас строго соблюдается. Бывают скандалы? Да, бывают, но редко.
423 костюма. Насколько они исторически достоверны?
— Конечно, они достоверны в той мере, в какой в театре это вообще возможно. Все же для театрального костюма и для повседневного костюма эпохи «Войны и мира» или «Петра Первого» требования разные. Костюм — это и бижутерия, и обувь, она шьется. А после каждого спектакля 423 костюма отправляются в химчистку.
Да, разобраться даже просто с костюмами в таком масштабе непросто. И если учесть, что реквизит не исчерпывается только одними костюмами…
— Когда кто-то говорит: «Ой, у вас дорогие билеты», я отвечаю: «Театр — это дорого». Ну, это правда дорого, это не кино — раз, сняли и все. В театре каждый день выходят на сцену артисты. Их нужно одеть, обуть, загримировать. «Войну и мир» обслуживают 25 человек! При этом я не беру в расчет уборщиц, администрацию, я говорю только об обеспечении самого спектакля: свет, звук, бутафоры. Театр — это роскошь, которую мы можем себе позволить.

Список литературы

1. Гесиод. Теогония. (Перевод В. Вересаева)
2. Квинт Гораций Флакк. Мельпомене. (Перевод А. Фета)
3. Публий Овидий Назон. Любовные элегии. (Перевод С. Шервинского)
4. Публий Вергилий Марон. Энеида. (Перевод С Ошеров)
5. Пиндар, Истмийские песни. (Перевод М. Гаспарова)
6. Орфический гимн LXXVII. (Перевод А. Тахо-Годи)
7. Гомер. Одиссея. (Перевод В. Жуковского)


* Петр I.
** Редакция полагает, что в первую (или во всяком случае не в последнюю) очередь речь идет о композиции.